Олег Вьюгин

Проблема России не в том, что у нас много сырья, а в том, что власть делит ренту, вместо того чтобы развивать конкуренцию. В какую сторону должна развернуться политическая элита, смогут ли бизнесмены извлечь пользу из «Сколково» и чем закончится слияние РТС и ММВБ, «ДК» рассказал председатель совета директоров МДМ–Банка Олег Вьюгин.

Шансы на  эволюцию есть
За последние три года ментальность банкиров изменилась. Если раньше большинство из них ориентировалось на абсолютные цифры, прописывая в планах амбициозный рост прибыли и кредитного портфеля, планомерно наращивая долю рынка, то теперь количественная стратегия сменилась взвешенным подходом. В 2011 г. частные банки внимательно оценивают риски и самым ценным качеством считают позитивную динамику.
Как противостоять экспансии госбанков
Резкого увеличения объемов кредитования на банковском рынке ждать не стоит, уверен г-н Вьюгин: «Статистика показывает: спрос после кризиса не восстановился, доходы населения реально не растут». Причин две: инфляция и борьба с затратами на уровне компаний. Поэтому банкиры пока не рискуют массово раздавать кредиты. «Все-таки кредит выдается на перспективу роста доходов— так устроен долг. Мы занимаем у будущего, значит, должно быть это будущее»— аргументирует он.
— Сейчас правила игры на рынке формируют два фактора. Первый— после кризиса на балансах банков или их дочерних структур сформировались проблемные активы. При нормальной экономической ситуации вопрос проблемных активов разрешится за несколько лет. Но, пока фактически,— их наличие может рассматриваться как определенный потенциальный вычет средств из капитала, что заставляет банки вести себя осторожно, сдерживая использование рычага и взятие новых рисков на капитал.
Второй фактор— кризис показал, что транзакционное кредитование, нацеленное на быстрое распределение кредитов по формальным критериям и захват максимальной доли рынка, всегда приводит к принятию повышенных рисков. Если перед менеджментом ставится задача любой ценой увеличить кредитный портфель на 40%, то понятно, что цена будет заплачена любая, в том числе и в виде снижения качества портфеля. Поэтому многие банки выбрали другие поведенческие форматы, и таких радикальных задач перед многими сегодня уже не стоит. Сегодня у банков более взвешенная задача— получение прибыли при контролируемом уровне риска.
Есть ощущение, что взвешенную стратегию выбирают только коммерческие банки, а государственные не слишком озабочены оценкой рисков, и по-прежнему активно кредитуют. Как вы относитесь к таким госструктурам?
— Мое отношение аналогично отношению любого человека со здравым смыслом. Если банк или любая другая госкорпорация действует в конкурентной среде и не выполняет особые функции, которые не хотят выполнять другие агенты рынка, то она не должна быть государственной. В конкурентной среде присутствие любого элемента несправедливой конкуренции либо рождает неэффективность, либо приводит к полному вытеснению с рынка конкурентов и к монополии. В данном случае— к монополии госбанков. Стоимость пассивов Сбербанка примерно на два процентных пункта ниже, чем у других банков. Это искажает конкуренцию и приводит к торможению частного сектора. Поэтому и Сбербанк, и ВТБ должны быть ограничены в доле рынка и обязательно приватизированы.
Процесс вроде бы начался.
— Начался. Вопрос только в том, когда он кончится. Временных горизонтов пока не видно. Время, когда можно было бояться, что люди начнут забирать деньги, если банперестанет быть государственным, прошло. Многолетняя практика показала: население держит охотно деньги и в коммерческих банках. Тогда с какой целью государство присутствует в капитале Сбербанка? Ведь он действует как эффективный коммерческий банк и никаких специальных государственных задач не решает.
Некоторые международные банки уже не раз заявляли о желании уйти с российского рынка. Это негативный сигнал для нас?
— Это говорит о том, что инвестиции в розничный банковский сектор в России им невыгодны. Идет серьезнейшая экспансия госбанков. Зачем вкладывать в бизнес, где априори твоя рентабельность будет ниже? Лучше на эти деньги просто купить акции Сбербанка и ждать, когда он захватит весь рынок и курс его акций вырастет. Спасает то, что в регионах конкуренция ниже и экспансия госбанков там тоже ниже. Собственно, один из вариантов развития для частных банков— это работа в регионах. В частности, мы в Москву вкладывать не собираемся.

Как вы относитесь к непрофильным компаниям на банковском рынке? Например, есть ли будущее у проекта «Связной Банк»?
— Это нишевый бизнес, широкого распространения он, скорее всего, не получит. Он может вырасти только на прорехах в законодательстве, создающих неравные условия надзора и конкуренции. В частности, Связной Банк— это не совсем банк, это продолжение функций платежного агента. Когда мобильная связь получила развитие, возникла идея альтернативных платежных систем. У этого бизнеса есть будущее, если законодательство будет отрегулировано более или менее разумно, но это будущее только в части проведения платежей.
РТС и ММВБ: к чему приведет слияние
В феврале 2011 г. начался процесс слияния крупнейших мировых фондовых бирж. «Таким образом биржи пытаются снизить свои удельные затраты на один листинг»,— объясняет мотив слияния г-н Вьюгин. По его словам, объединение бирж позволит увеличить объемы торгов, установить более низкие тарифы и притягивать к себе больше эмитентов.
А каковы плюсы слияния РТС и ММВБ?
— В России мотив слияния пока внятно не озвучен. Тем более, что прямая синергия не просматривается, продукты, разработанные РТС, не будут продуктами единой биржи и наоборот. Если так, то нельзя говорить о каком-то очевидном снижении издержек. Причина в том, что и та и другая биржа— это вертикально интегрированные структуры с уникальной внутренней технологией проведения сделок и завершения расчетов. Сумма этих технологий не есть технология с более низкими издержками. Можно взять преимущественно либо одну, либо другую, но вместе с этим может произойти потеря продукта, восстановление которого потребует дополнительные затраты.
Где есть синергия, так это в эффекте объединения ликвидности на одной площадке. Пользователи биржи не должны иметь два терминала, держать ликвидность на двух площадках.
Сможет ли объединение бирж остановить уход российских эмитентов на «чужие» площадки, или здесь проблема в другом?
— Само объединение будет проходить два-три года. Это, конечно, слишком долго. Вообще, наши эмитенты уходят на зарубежные площадки потому, что они хотят получить наилучшую ликвидность и весь спектр инвесторов, в том числе и консервативных, которые обыкновенные акции российских компаний на российских биржах не покупают. Эта пресловутая проблема, которую уже жуем лет семь, известна— не покупают и все тут.
Проблема экономики не в «нефтяной игле»
Единственным столпом стабильности сегодня для российской экономики остается сырьевая составляющая. «Я не понимаю, почему у нас относятся к этому факту с неким презрением. Наоборот это только плюс для нашей страны»,— отмечает г-н Вьюгин. Другое дело, что политическая элита пока предпочитает делить ренту вместо создания эффективной экономики. Проблема российской экономики, по его мнению, не в том, что у нас много сырья, а в том, что у нас отсутствует справедливая конкуренция, которая является двигателем прогресса.
— В книжках по экономике для первого курса написано, что совершенной конкуренции не бывает. Если конкуренция совершенна, то должна быть нулевая прибыль у всех компаний, которые конкурируют на данном рынке. Это значит, что мгновенно происходит переход потребителя от одного поставщика к тому, у которого лучше цена. Поэтому цена сразу устанавливается на минимальном уровне и прибыли нет. Но прибыль у компаний есть, иначе бы не было смысла заниматься предпринимательством. Почему? У каждой компании в какой-то период времени есть свое ноу-хау— либо технологического, либо управленческого характера, за счет чего они снижают издержки и предлагают более конкурентный товар. Собственно, так происходит прогресс. Компании ищут нечто, что позволит им на какой-то период стать лучшими в своем секторе и временно как бы монополизировать рынок.
А теперь представим ситуацию, что в другом обществе можно монополизировать рынок административным путем. Например, убрать конкурентов с помощью милиционера. Тогда ничего не нужно создавать. Просто нужен милиционер с его властью. Нужно приватизировать силу госвласти для создания преимуществ. В такой экономике никакие новые ценности для общества не создаются. Происходит только перераспределение. Это как раз про нашу экономику. И при чем здесь сырье — не очень понятно.

Следуя логике рассуждения, России при сегодняшней системе не нужны инновации?
— Собственно потребность в инновациях возникает, когда у компании нет никаких других способов заработать прибыль и монополизировать рынок. Зачем мне нужна инновация? Если я знаю, что, потратив 100 млн руб., я получу нечто, что мне позволит временно монополизировать рынок и получить прибыль, которая превысит затраты, то инвестиции в инновацию имеют смысл. Конечно, эту новинку уже через год будут использовать другие компании, и я потеряю монополию. В нашей стране есть хорошие идеи, проекты, и даже опытные образцы, которые способны существенно повлиять на эффективность производства, но они не очень-то востребованы. «Сколково»— это хороший проект для интеллектуального упражнения, и если проект будет доведен до конца, то там будут созданы интересные новые технологии. Но от этого большой пользы для экономики не будет, если экономика останется невосприимчивой к инновациям.
А реально ли что-нибудь изменить и убрать этот административный барьер?
— Почему экономики одних стран в конкретные исторические периоды находятся на взлете, а другие, наоборот, стагнируют? Одна из причин— правильное определение подходящей модели развития, относительно которой формируется поддержка в обществе. Если система регулирующих институтов становится неэффективной, вступает в противоречие с потребностями развития, экономический рост начинает притормаживаться. И, образно выражаясь, в определенный момент экономика начинает стучаться в двери к регуляторам: «Тук-тук! Либо вы откроете, либо я найду другую дверь— на выход». Если экономика перестает расти, у людей перестают расти доходы. А поскольку в обществе всегда существует дифференциация доходов, то появляется целый класс людей, которые недовольны системой. Это уже социальная проблема. Начинается давление. Политическая элита начинает делать выводы. Появляется запрос на изменения и политическая воля.
То есть в России может повториться арабский сценарий?
— Ну я считаю, что ситуация не так плоха— экономика России растет, но эффективность падает, и естественно, что давление в сторону изменений будет расти. И мы это видим сейчас в политических заявлениях и в поведении президента, который делает совершенно внятные пассажи в общество. У нас сегодня геронтологический фактор в управлении не так серьезен, как в советском обществе последнего десятилетия, так что шансы на эволюционное изменение есть.