Дайте нашей экономике еще больше кризиса!

Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики
У меня ощущение, что в самом воздухе вокруг нас растворен концентрат глубокой национальной депрессии. Мы либо сравниваем себя с Соединенными Штатами, как будто до сих пор меряемся с ними числом ядерных боеголовок, либо причитаем, что в Китае экономический рост 12% в год, а у нас дай-то бог если будет 1,2%. От этого хочется уползти куда-то подальше и забыть обо всем на свете. Но, оглядываясь назад, на тот маршрут, который прошла наша экономика за последние 20 лет, хочется приободрить соотечественников: да, положение непростое, но в панику впадать не стоит, бывало и похуже.
Вернемся ненадолго в 2000 г.— это был первый год явного экономического успеха после долгих лет стагнации, особенно заметный после дефолта 1998-го. Тогда в происходящие с экономикой положительные процессы было настолько трудно поверить, что Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования под руководством Андрея Белоусова выпустил работу «Будет ли в России дальнейший экономический рост?». Там задавался, по сути, тот же вопрос, которым озабочены сейчас все люди, имеющие отношение к бизнесу и экономике: а способна ли наша экономика, с ее структурой и проблемами, к долговременному росту в принципе? В той работе анализировались три года с момента кризиса 1998-го и рассматривались две составляющие экономического роста тех лет: эффект от девальвации рубля и от увеличения цен на нефть. Но давайте вспомним— в 2000 г. нефть стоила $27 за баррель! Если бы нам сейчас сказали, что нефть будет столько стоить в обозримой перспективе, мы бы сошли с ума под крики «Разорились, пропали, вылетели в трубу!» Но для меня, человека, работавшего в правительстве при цене за баррель в $8 (Евгений Ясин занимал пост министра экономики правительства РФ в 1994–1997 гг.— Прим. ред.), очевидно, что $27— это для нас очень прилично и, если бы тогда не начался дальнейший рост нефтяных цен, мы развивались бы вполне достойными темпами за счет собственных внутренних источников, а показатели экономического роста были бы не намного меньше тех, что были обусловлены галопирующей стоимостью нефти в реальности. Экстраполяция темпов роста ВВП после 2000 г. при цене в $27 за баррель показывает, что мы потеряли бы максимум 1,5–2% от того, что было на самом деле! Здесь, правда, надо учесть, что после 2000 г. мы, сильно выигрывая на росте нефтяных котировок, существенно теряли на ухудшении взаимоотношений бизнеса и власти и связанном с этим падении деловой активности.
И хотя мы вошли в кризис прошлого года с самой высокой из всех стран инфляцией (исключая Украину), слава богу, что у нас были созданные Алексеем Леонидовичем Кудриным резервы, которые мы не транжирили раньше времени — вопреки воплям промышленников. Именно благодаря этим резервам мы пережили самые тяжелые месяцы кризиса, умудрились как-то поддержать бизнес, даже Дерипаску спасли!
Рискую навлечь на себя массовый гнев, но выскажу свое глубочайшее убеждение последнего времени: нам мало кризиса, нам его не хватает! Мы привыкли, что, пока нам под задницу не пнут со всей силы, мы ничего не делаем. Сами посудите: в развитой индустриальной стране инфляция держится на уровне выше 10% на протяжении последних десяти лет! В 1990-е гг. инфляция снизилась до 11% после двух секвестров бюджета. Потом 11% было в 2005 г., а потом через два года инфляция поднялась до 13%. У нас в стране кто правит вообще — налоговая служба? Финансовая власть хоть на что-то влияет?
Кризис мы должны использовать прежде всего для того, чтобы снизить инфляцию до приемлемого уровня. С моей точки зрения, это вопрос жизни и смерти. Если мы не выйдем из кризиса с инфляцией, существующей в других промышленно развитых странах, считайте, мы прожили этот кризис зря. Не может бизнес долго выдерживать кредитные ставки в 20%! У меня есть друг, лесопромышленник. Он говорит: я не выдерживаю таких сумасшедших ставок по кредитам, что есть сейчас,— 20%. Уже всех уволил, кого мог, целые подразделения вырезал под корень, работаем только в одну смену. Я его спрашиваю: а у тебя какая доля в производственном процессе заемных средств? Он не знает. Но тот факт, что кредиты в 20% его начали побуждать к сокращению издержек,— знак, что он на правильном пути. Есть еще что сокращать, и прежде всего— стоимость самих кредитов.
Низкая инфляция, соответствующие ей ставки депозитов и кредитов— вот в чем нуждается наша страна. Если мы хотим разглядеть в туманном будущем перспективы российской экономики, связанные не с нефтью и газом, а с инициативой, изобретательностью наших людей, мы должны понять: единственный инструмент, позволяющий на практике раскрыть, проявить эту инициативу,— доступные ресурсы для бизнеса, предоставляемые нашей банковской системой.
Колонка написана на основе выступления на IV конференции для СМИ Альфа-Банка.